— Действительно, никогда не задумывался: какая же температура в толще океана, — сказал Егор. — Получается, везде, даже в знойных тропиках, опусти в воду термометр на глубину больше километра — и он покажет три градуса?
— Да. Но самое интересное происходит на границе, где сходятся теплые и холодные воды. На место проваливающихся в глубину смешавшихся вод по поверхности подтягиваются все новые и новые: с одной стороны фронта — теплые, а с другой — холодные. Фронт не размывается от смешения, а все время как бы самообостряется, остается контрастным. Например, в Атлантике, когда Гольфстрим встречается с холодным Лабрадорским течением, бывает, что на носу корабля вода имеет температуру ноль градусов, а на корме — плюс двадцать. И цвет у нее разный. А еще на поверхности океана всегда что-то плавает — пена, мусор, бревна всякие. Это все тоже к фронту стягивается, а утонуть вместе с образующимися глубинными водами не может, остается на поверхности. Поэтому фронт даже с самолета виден — как узкая пенная полоса со всяким мусором. Стой. Гляди — дорога кончилась.
Они вынуждены были прервать беседу об океане, потому что песчаная дорога, по которой они спускались, уперлась в красивый зеленый луг и пропала.
— Что будем делать? — спросил Егор.
— Я что-то не помню, чтобы мы проходили эту поляну. Да и вот этого камня с надписью «Я — моряк» тоже не припоминаю.
— Может, свернули где не там за разговором?
— Да вроде прямо шли. Ну, давай перейдем поляну, посмотрим, может, на том краю снова начнется дорога?
И они пошли по ярко-зеленому ковру жесткой упругой травы, возобновив неторопливую беседу.
— Кстати, а знаешь, как называли древние викинги Белое море?
— Как?
— Залив Чудовищ.
— Почему?
— Кто ж его знает? Напугал их тут кто-то, видать. Может… Слушай, трава какая-то интересная, — вдруг опять прервал сам себя Миша. — Пружинит, как батут. Прыгать можно. Смотри!
Он и вправду пару раз подпрыгнул, отталкиваясь от упругой, сплетенной, как циновка, травы. А на третьем приземлении зелень под ним прорвалась, и он вдруг по пояс провалился в выступившую черную пузыристую жижу.
— Егор, это болото! — закричал он страшным голосом, выпучив глаза и задыхаясь от ужаса — под его ногами не было тверди, только бездонный проникающий в тело могильный холод.
Миша пытался раскачиваться, дергался и с каждым движением погружался все больше. Егор лег на траву, подполз и протянул к нему руки. Миша наклонился вперед и схватился за них.
— Не получается, блин, — прохрипел он растерянно-испуганно.
Егору не во что было упереться, он беспомощно елозил ногами и скользил по траве.
— Подожди, не дергайся, успокойся на секунду! — велел он. — Давай я лягу вот здесь, сбоку от тебя, ты держись за меня одной рукой, а другой цепляйся за траву, и мы вместе поползем в сторону берега. Мы сейчас выберемся на траву, вот посмотришь!
— Не бросай меня! — неожиданно жалким фальцетом вскрикнул Миша.
— Ты что? Я с тобой, — успокаивал его Егор, а сам мягко, но настойчиво, упираясь одной рукой, выдирал другую из судорожной хватки товарища. — Не бойся, все будет хорошо… все хорошо…
И тут на долю секунды перед его глазами опять возник умирающий кабан Васька. «Нет, я не дам тебе это сделать!» — мысленно сказал кому-то Егор. Он наконец освободил правую руку, и, сцепившись левой с Мишей, они оставшимися свободными руками схватились за стебли травы, пытаясь хоть чуточку проползти вперед.
Сдвинуться не получалось. Егор изо всех сил толкался подошвами и коленями, распластавшись на метр впереди, немного боком, пытаясь подтянуть к себе левую руку, за которую держался Миша. Под коленями проступала мерзкая ледяная жижа. Вот-вот — и прорвется под ним травяная циновка, и канут они, беспомощно хватаясь друг за друга, в черный обволакивающий холод.
«Помоги, Господи! Я обещаю, я буду стараться!» — одними губами, задыхаясь, прошептал Егор нехитрую и нескладную молитву и вдруг почувствовал, как едва заметно подалось тело товарища, выпускаемое тягучей засасывающей смертью.
С удвоенной энергией пополз Егор дальше, ощущая, как легче и легче дается ему каждый следующий толчок вперед. Вытащив наконец Мишу целиком на траву, обессиленный Егор собрался было с ним перевести дух. Но спасенный товарищ, грязный как черт, торопливо поковылял к дороге, опасливо припадая на четвереньки.
И только на твердой земле кинулся к Егору и сжал его в объятиях, подпрыгивая и оглушительно крича в ухо:
— Мы победили! Мы победили! — не в состоянии выговорить ничего другого и срываясь на смех, похожий на рыдания.
— Ничего, — улыбнулся перепачканный Егор. — Риск, конечно. Но это нормально…
— Что же вы зайца-то не прихватили! Я бы такое рагу сделал! — сокрушался кок, когда они, отпаиваясь чаем, весело рассказывали в кают-компании о своем путешествии.
