Ключа от его комнаты у горничной не было. Толкнув дверь, Егор увидел невысокого плотного мужчину с широким мясистым лицом, маленьким носом-пуговкой и мелкими блестящими карими глазками. Незнакомец сидел на кровати, одетый в треники и майку-алкоголичку неопределенного цвета, туго натянувшуюся на его упитанном животе. Сдвинутые вместе два стула были уставлены бутылками с пивом, на газетке разлеглись белые с розовинкой аппетитные куски какой-то жирной рыбы.
— О! Наконец-то! – с нетрезвым восторгом воскликнул мужчина. – Сосед?
— Сосед, — улыбнулся Егор.
— Садись. Пивка попьем. За знакомство. А то я тут уже жду-жду, ёксель-моксель! Вижу, что поселился – и не идешь, бляха-муха. Как зовут?
— Егор.
— Держи лапу, Егор. А я – Володя. Ты в каком флоте ходишь, траловом или Мурманрыброме?
— Я не во флоте. Я в экспедиции.
— А! Промразведка?
— Ну, в общем, да. Почти.
— А я – стармехом хожу в траловом. Садись. На, держи пиво, не стесняйся. Бери, вон, хочешь, палтус — пожирнее, хочешь, желтоперочка — посуше, бляха-муха.
Егора долго уговаривать не пришлось – был голодным, как собака. Добавив к импровизированному столу свои припасы, он подсел поудобнее. Палтуса он еще никогда не пробовал, рыба ему очень понравилась.
— Где такую можно купить? — наивно спросил он Володю.
— Херушки ты теперь его просто так купишь, — хохотнул стармех. — Это я по талонам отоварился. Есть специальная база, где морякам, пришедшим из рейса, отпускают, чтобы могли семьям гостинец повезти.
— Жалко… — расстроился Егор, со смаком выгрызая жирок со шкурки.
— Сам-то откуда? – спросил Володя.
— Сейчас из Москвы. А вообще – с юга.
— Женат?
— Нет.
— Молодец! И не торопись с этим делом.
— Почему?
— Я вот поторопился – и теперь, гляди! У меня ведь тут, в Мурманске, и жена, и дочка, и квартира, а я, видишь, в ДМО, с тобой. А почему?
— Почему?
— Потому, что все они, бабы – суки конченные. Понял?
— Ну, уж, прямо — все?
— Все.
Утвердительно кивнув на слове «все», Володя для убедительности закрыл свои маленькие карие глазки. Чтобы открыть их снова, ему потребовалось заметное усилие. Он потянулся к очередной бутылке. Пиво было, на удивление, неплохим. Как потом узнал Егор, тут сошлись два фактора: мягкая вода в местных источниках и главный технолог на пивзаводе в городе Кола – чех по национальности.
— Понимаешь, они – наркоманки хреновы! – продолжал Володя, размахивая полупрозрачной тушкой желтоперки. – Вот, трахнешь ее, и, пока твоя сперма в ней бродит, она – золотая. И ты у нее – самый лучший. А, как только у нее там это дело рассосется – всё, бляха-муха! Сразу ты – подонок, испоганил ей жизнь, и она, оказывается, всегда тебя ненавидела. Да! И вообще, типа, давай бабки и пошел вон! Вот так! Лярвы – одно слово! Я своей так и говорю. У тебя, говорю, вход в душу – только между ног, и никаких обходных путей нет!
— А где твоя жена работает?
— Официанткой в ресторане «Дары моря». Я с ней там и познакомился.
— Ну, может, тебе просто не повезло? Может, ты не там искал? Ресторан все-таки – не институт благородных девиц.
— Ой, Егор! Наивный ты человек! Молодой еще! Поживи с мое. У меня вон дочке уже – пятнадцать! Выросла, пока я был в море. И кем выросла? Проституткой. Я жене говорю: «Кого ты мне, бляха-муха, воспитала? Потаскуху, такую же, как ты сама?» Пришел с рейса, только прилег – звонят в дверь. Открываю. Стоит такой дядя – старше меня: «Тома дома?» Я говорю: «Она тебе нужна? Забирай! Только, чур – в один конец. Мне она тут на хрен не сдалась!». Стоит, лупает глазами, мудак. Давай, Егор! Пошли они все, бляха-муха! Твое здоровье!
Володя пытался успокоиться, но душа его бурлила и требовала словесного излития.
— Я же, знаешь, в море двигаешься мало, пузо стало расти. Ну, дома вчера утром встал, взял гантели – поразмяться хоть чуть-чуть. Так жена с таким отвращением на меня посмотрела и говорит: «Чего ты фигней занимаешься, лучше бы меня лишний раз трахнул!» А я ей: «Ты, бляха-муха, о чем-нибудь другом, вообще, можешь думать?» По молодости-то я, бывало, как приду с моря, изголодаюсь – жарю ее день и ночь. У нее еще фигурка была – супер! А теперь – как в том анекдоте: глаза голубые, а все остальное – жопа. Морду пропила, синяя вся, потасканная. Я говорю: «Тебя теперь только с огоньком трахать надо!» Она: «Это как?» «А так, — говорю. — Берешь журнал «Огонек», бляха-муха, с симпатичной мордашкой на обложке и кладешь тебе на харю, а то ж на тебя как глянешь — так все сразу падает!» Ой, как она взвилась! А я вещички собрал — и сюда. В управление зашел, попросил, чтоб на первый же пароход и сразу в море. Там оно как-то понятнее, бляха-муха.
— А вообще, — сказал Володя, когда уже задернули шторы (это вместо выключения света, потому что солнце продолжало сиять и после полуночи), — вот вернусь, разведусь, попрошу квартиру, пусть хотя бы однокомнатную, бляха-муха, мне много не надо. Не откажут. Я в траловом флоте девятнадцать лет, и ничего никогда не просил. И буду искать девочку. Вот – как можно моложе. Такую, чтобы только не статья. Восемнадцать лет, бляха-муха. Спишусь на берег и буду сам ее воспитывать. Чтобы я любил ее, а она — меня.
Егор не удержался и вставил в монолог соседа свои «пять копеек»:
— Мне, Володя, бабушка говорила, что ребенка надо воспитывать, пока он поперек кровати спит. А, когда уже вдоль ляжет, тогда поздно.
— Нет, бляха-муха, — убежденно возразил Володя, выказав на своем мясистом лице солидную уверенность. — Девки, пока молодые – они природой созданы подстраиваться. Это потом, когда закостенеет, корова упрямая, ее ни в какое стойло уже не поставишь – все ей не так, бляха-муха.
— Где же ты найдешь такую девочку? Их, наверное, теперь уже и не бывает. Сам же про дочку рассказывал.
— Ничего. Буду искать. Чтоб чистая была, бляха-муха. Только моя!
— По этому поводу есть анекдот, — вспомнил Егор историю, услышанную еще в лаборатории республиканской больницы в Нальчике. — Мужик приходит в аптеку. «Дайте, — говорит, — пузырек зеленки». Взял, отошел в сторонку, отвернулся, штаны от живота оттопырил и – бултых туда всю зеленку из пузырька. Посмотрел – и опять к прилавку. «Дайте, наверное, еще один!» «Мужчина, а что Вы там такое лечите?» «Я не лечу, я крашу». «Красите? Зачем?» «Да, хочу жениться – чтоб обязательно на невинной девушке». «А зеленка тут причем?» «Ну, как? Есть у меня невеста, утверждает, что девочка. Сегодня у нас свидание. Вот я ей его и покажу. И, если спросит, почему он зеленый – набью морду и выгоню – а, где, ты, сука, другой видела?»
— Вот зря ты, бляха-муха, смеешься, — назидательно сказал Володя. – Да. Вот, погоди, придет твое время жениться – еще задумаешься. Вспомнишь меня тогда.
— Хорошо, вспомню, — согласился Егор и перевернулся на живот, обняв подушку. Глаза у него слипались.
— А по поводу лечения этого места — у меня, знаешь, какая, бляха-муха, история была? – не торопясь, начал Володя. Спать он, судя по всему, не собирался. — Я тогда еще в мореходке учился. А дядька мой в торговом флоте старпомом ходил. И пристроил он меня к себе в рейс, бляха-муха, стажером. «Мир, хоть, — говорит, — посмотришь. А то в рыбаках-то – что ты там, кроме скумбрии, увидишь?» Ну, я, бляха-муха, и посмотрел. Век не забуду.
Дошли мы до Филиппин. Встали там под загрузку. А грузчицы, филиппинки – девчонки совсем, на вид — лет по тринадцать. Но крепкие, бляха-муха, жилистые такие. Мордашки славные, хоть и плосковатые. Ребята наши быстро с ними общий язык нашли. В каюту затаскивали и — за банку сгущенки — без предисловий! Ну, и, естественно, без гандонов. Кто б там, бляха-муха, об этом думал! Хотя, вроде, были и тертые мужики, под сорокед. Я-то ладно – совсем пацан.
И представь. Проходит несколько дней, и у меня, ну, и еще у двух мужиков, член превращается в розу.
— В розу? — засыпающему Егору представились какие-то феерические видения. Он встряхнулся и непонимающе посмотрел на стармеха. — Как это – в розу?
