Их беседу прервал шум в предбаннике. Вскоре оттуда появился Пал Тимофеевич, а за ним – две очень высокие девушки, уже раздевшиеся, набросившие на себя простыни и заправлявшие их над грудью под широкими плечами.
— Так, мальчики, что тут у вас есть выпить? – сказала одна из них низким мужским голосом, по-молодецки хлопнув в ладони. Егор буквально оторопел, глядя на эти ладони, которые были раза в полтора больше, чем его собственные.
«Ни хрена себе телки! — подумал он. – Что эти мужичонки собираются с ними делать? Бегать по ним и кричать: «Неужели это все мое?»»
Но Сан Саныч совершенно не выглядел смущенным и обескураженным. Напротив, с неподдельным интересом разглядывал мощных красавиц.
Выпив и закусив, девочки пошли погреться в сауну, а Сан Саныч обратился к Пал Тимофеичу:
— Я не понял: а себе ты не взял, что ли?
— Ну, так две же? – удивился Пал Тимофеич.
— Две – это мне, ты же знаешь!
— Забирай обеих, я сегодня не в настроении!
— Ну, смотри! — Сан Саныч повернулся к Егору. — Наливай!
Пока они выпивали, девочки успели и попариться, и проветриться.
— У вас тут такие комары! – сказала одна из них, вернувшись с улицы, — они меня всю сожрали!
— Кого? Тебя? – усмехнулся захмелевший Пал Тимофеевич. — Да ты такая здоровенная, что на тебя никаких комаров не напасешься!
Что делал Сан Саныч с двумя такими красотками, Егор так и не узнал. Решив, что все хорошо в меру, он поблагодарил за угощение и откланялся. Когда он одевался, внутри бани раздался оглушительный хлопок. Егор, у которого в голове все еще переваривалась информация о возможных провокациях и терактах, испуганно заглянул в предбанник, где увидел всех четверых живыми и здоровыми, выскочившими голышом из сауны со смехом и матом. Оказывается, Пал Тимофеевич решил поддать на камни спиртовой настойки калгана – есть такой целебный корешок. Спирт дотек до раскаленных тэнов и взорвался.
Через пару лет с Пал Тимофеичем случится несчастье, причем именно в этой баньке. Будучи сильно пьяным, он отошлет свое сопровождение, заявив, что останется ночевать на базе, и заснет в сауне с включенными тэнами. К утру его тело высохнет настолько, что кожу можно будет проткнуть пальцем.
Но Егор об этом уже не узнает. А пока, вернувшись из сауны после знакомства с такими любопытными персонажами, он укладывался спать, размышляя над словами Сан Саныча.
«Действительно, какой сложный и ответственный момент для страны! Оказывается, мы вообще готовы были отказаться от этой Олимпиады. Надо же! — размышлял он, лежа в тишине, заложив руки за голову и глядя на блик света, брошенный на потолок уличным фонарем сквозь неплотно зашторенное окно. — И вот, когда несмотря ни на что, все-таки решились и уже вышли на финишную прямую, угораздило же нас вляпаться в эту войну! В античной Греции на время Олимпиады все войны прекращались, а у нас — наоборот! Совсем кремлевские старцы из ума выжили. Такой козырь противникам дали — грех не воспользоваться». Он знал о том, что президент Картер недавно выступил с призывом бойкотировать московские Игры.
Через много лет, когда в Сочи пройдет уже вторая в стране Олимпиада, кстати, с тем же номером XXII, только зимняя, Егор, вспоминая и сравнивая их, невольно будет задаваться вопросом: как получилось, что две попытки нашей державы показаться миру с самой лучшей стороны, попытки затратные и пафосные, обе обернулись долгими незатухающими войнами, международными скандалами и общим ухудшением политического и экономического положения страны? Почему наш успех, наш праздник, который мы вроде бы предлагали всем разделить — наоборот, вызвал раздражение и озлобленность? Неужели и здесь в основе — все та же простая человеческая зависть? Помнится, Глеб Родионович однажды обмолвился: делиться радостью можно только с тем, кто способен ее воспринять как свою.
Еще за два года до московской Олимпиады английская «Таймс» писала: «Западу необходимы рычаги для оказания давления на Советский Союз, и Олимпийские игры очень подходят для этих целей». В ход предлагалось пустить все: и массовый срыв поставок оборудования, и отказ рекламодателей, и судебные иски от телевизионных и других компаний, и меры по резкому сокращению числа туристов, делающие бессмысленными колоссальные затраты СССР на строительство олимпийского комплекса. Среди историков есть мнение, что бойкот Олимпиаде был бы объявлен независимо от того, вошли бы мы в Афганистан, или нет.
Увы, руководство СССР угодило в расставленную афганскую ловушку со всей медвежьей неуклюжестью. Владимир Путин учтет этот опыт в 2014 году, и сочинские Игры пройдут под мирным небом, без бойкотов и вторжений. Но Майдан во время Олимпиады уже будет скакать. Пройдет совсем немного времени, и все вернется на круги своя: будут и санкции, и вторжения. Почти склеенная хрупкая чаша мира снова расколется по старым трещинам.
— Почему англичане нас так не любят? — спросил когда-то Егор у Глеба Родионовича.
— А за что им нас любить? — рассмеялся старый геолог. — Слишком уж заметна роль России в том, что из империи, крупнейшей за всю историю человечества, они превратились в небольшое островное государство.
Бойкот московской Олимпиады поддержали 65 стран. Даже социалистический Китай. Но спортсмены из более, чем восьмидесяти государств все-таки приехали. Соревнования дали хороший урожай рекордов: больше семидесяти олимпийских и почти сорок мировых. Побеждать на такой Олимпиаде было не стыдно. Наши футболисты, правда, умудрились проиграть в полуфинале сборной ГДР. В 2014-м будет чем-то похожая ситуация с хоккеем, когда наша сильнейшая команда упустила почти состоявшуюся победу над американцами. В момент решающего гола вдруг оказалось: ворота соперника сдвинуты. Это породило популярный мем: «Проигрываешь? Сдвигай ворота!» Но в целом на обеих Олимпиадах в командном зачете мы уверенно победили. Западная пресса объяснила такой успех в первом случае — отсутствием сильнейших атлетов мира, а во втором — допингом.
