Вечером Егор и Ева стояли в очереди в молодежное кафе, когда из-за угла вырулил незнакомый крупный кудлатый парень в изрядном подпитии. Он был явно не в духе и искал приключений. Подойдя к очереди, парень полез с приставаниями к стоявшим. Народ молча сторонился его и отводил глаза. Увидев Еву, незнакомец прямиком направился к ней, растянув губы в сальной улыбке.
— У, какая красотка! Вот ты-то мне и нужна!
— Дружбан, пойди поищи другую. Это моя девушка, — вежливо сказал Егор, который никогда не отличался агрессивностью и не умел драться. Голос предательски выдал его волнение — он побаивался этого крупного парня с тяжелым подбородком и мощными кулаками.
— Что? Пошел отсюда на хрен, сморчок! — тот только на секунду перевел на Егора блеснувший злобой взгляд, а потом опять осклабился в сторону Евы и протянул к ней руку с крупными растопыренными пальцами.
Это посягательство на любимую вышибло из Егора весь страх и нерешительность. Схватив парня за нечесаные лохмы, он швырнул его вниз, на ледяной асфальт, вложив в это движение всю свою силу и весь свой страх, перелившийся в ярость. К этому добавился вес его тела и вес тела парня, не ожидавшего такой прыти от напуганного задохлика. Удар лицом об асфальт получился сокрушительным. Хулиган застыл ничком с выставленной вверх мощной задницей. Из-под его головы стала медленно выползать лужа тяжелой красновато-черной жижи. Неестественная неподвижность парня и растекающаяся все дальше по обледенелому асфальту кровь заставили очередь в ужасе отшатнуться.
— Убили, — выдохнул кто-то.
— Бежим отсюда! — растерянный, засмотревшийся на жуткую картину Егор почувствовал, как Ева настойчиво тащит его за руку.
Пробежав несколько метров, они запрыгнули в первый попавшийся троллейбус и уехали. Прижимая к себе Еву, Егор испытывал и радость, что все закончилось, и гордость, что он не подкачал, не сдрейфил, и страх, что он сотворил что-то чудовищное.
Они вышли на набережной возле памятника Петру Первому.
— Этот памятник существует в двух копиях, — сказал Егор, подойдя ближе к постаменту. — Одна здесь, в Архангельске, а другая — там, на юге, в Таганроге.
Ева взяла его под руку и прижалась теснее, как будто сильно замерзла.
— Я только один раз была на юге. Представляешь, иду, а там — прямо на улице — вишневые деревья. И вишни на землю падают! Я говорю: «Что же вы их не собираете?» А мне: «Да кому они нужны!» И вот, помню, иду я мимо этих осыпающихся вишен — и слезы по обеим щекам! У нас-то тут совсем ничего такого не растет!
Они избегали говорить о случившемся.
Потом Егор предложил:
— Мы теперь, наверное, уже ни в какое кафе сегодня не попадем. Может, в кино сходим?
Ева остановилась, повернулась к нему, но смотрела куда-то в сторону.
— Пойдем к тебе, — еле слышно сказала она.
Вместо ответа Егор подхватил ее на руки и закружил.
— Ой, еще! — попросила она. — Меня никто никогда не кружил на руках!